Интервью председателя совета директоров концерна «Ангстрем» Дмитрия Милованцева


Российская IT-индустрия, в отличие от нефтяников и автопрома, никакой помощи от государства не получает. О том, какая ситуация складывается на рынке и что может помочь отечественным IT-производителям пережить кризис, рассказал Дмитрий Милованцев, бывший замминистра Мининформсвязи, а теперь член правления группы компаний «Армада» (IT-холдинг), председатель совета директоров концерна «Ангстрем».

ПОДДЕРЖАНИЕ ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА

Кому хуже приходится во время кризиса крупному или среднему бизнесу?

У крупных компаний просто проблемы крупнее, а у остальных проблемы размером поменьше, но для них могут быть фатальными. С одной стороны, мы уверены в собственных силах. С другой шанс на поддержку все-таки получили. В список предприятий, получивших статус стратегических, вошли и «Ангстрем», и его миноритарный акционер «Ситроникс».

Но «Ангстрем» вошел в этот список еще до кризиса. А как обстоят дела сейчас?

Неплохо. После одобрения и рекомендации межведомственной комиссии по поддержке стратегических предприятий Сбербанк открыл нам кредитную линию, в которой отказал в декабре прошлого года.

На какую сумму?

Не очень большую, порядка миллиарда рублей. Эта кредитная линия существовала с 1992 года, не закрывалась даже в 1998-м.

А деньги, полученные до кризиса от ВЭБа на строительство фабрики, уже освоены?

Мы практически не отклонились от графика использования кредита, строительство фабрики идет, и мы рассчитываем на то, что полный монтаж оборудования и тестирование будут завершены в середине 2010 года.

Сформированы ли заказы на будущую продукцию?

Скажем честно, сейчас мы решаем две проблемы. С одной стороны, начали конкретизировать потенциальную загрузку завода. С другой одновременно столкнулись с тем, что кризис в микроэлектронике (а он глубже, чем общеэкономический) разрушает наши планы по формированию стабильного рынка сбыта. Но мы не очень унываем. В некоторых аспектах видим даже определенные возможности.

Какие, например?

За счет того, что на настоящий момент все стремятся повысить эффективность своих предприятий, компании снимают с производства линейки продуктов, которые и по сей день используются в некоторых радиоэлектронных, промышленных, компьютерных решениях. С учетом того, что стоимость единицы продукта в этом случае не является критической, мы готовы работать над поддержанием жизненного цикла продукта. И это могут быть не самые простые вещи, такие как RFID-метки, а более сложные микросхемы, например процессоры.

Наши ритейлоры, включая лидеров рынка, внедрять их не готовы.

Эти метки применяются не только в ритейле, где есть много проблем в связи с несовершенством считывающей аппаратуры возникают помехи для считывания сигнала. Даже WalMart, который начинает внедрение RFID в своих супермаркетах, сталкивается с очень большим количеством проблем, которые технически пока эффективно не решаются. А вообще RFID применяются в разного рода проездных билетах, в документах, удостоверяющих личность. А то, чем пользуются ритейлоры, мы производить скорее всего не будем никогда.

Почему? Дорого?

Наоборот! Себестоимость метки такая низкая, что производство в России нерентабельно.

А сами ритейлоры говорят, что метка обходится им в несколько долларов. «Вот когда она будет стоить несколько центов, мы подумаем».

Уже сейчас им они обходятся в несколько центов. Хотя ритейлоров можно понять: добавить несколько центов к продуктам это тоже немало.

РОССИЙСКИЕ ТЕХНОЛОГИИ НА ГРАНИЦЕ США

Ориентируется ли «Ангстрем» на производство биометрических чипов?

Буквально недавно «Ангстрем» закончил разработку кристалла для биометрического паспорта. Сейчас кристалл проходит испытания, которые завершатся в течение ближайших трех месяцев. Идет первый этап испытаний. Затем будут испытания по сроку использования: выпустим пробную партию и посмотрим, как эти кристаллы живут в реальных условиях, а именно в паспорте, по которому бьют штемпелем.

Каков объем памяти кристалла?

128 килобайт. Достаточно для записи довольно большого объема информации.

Но вся российская биометрия сегодня это трехмерное изображение лица. Добавятся ли отпечатки пальцев, снимки радужной оболочки?

На самом деле законодательно в качестве биометрических параметров введены лишь двухмерная фотография и отпечатки пальцев.

В июле в Москве должна пройти международная конференция «Биометрия: стандарт жизни». Нам есть что показать?

Например, система US-VISIT (используется на пунктах пограничного контроля в аэропортах США) делалась на базе технологии российской компании BioLink. Естественно, патентно US-VISIT чист, к российским патентам отношения не имеет. А трехмерную обработку изображения лица разработала тоже российская компания A4Vision. По большому счету нам есть чем гордиться!

Каков объем российского рынка биометрики?

Подсчитать его очень сложно. К примеру, относятся ли к нему «мышки» со сканером отпечатка пальца? Если да, объем будет очень большой. А если добавить туда сами документы-носители биометрической информации, то рынок будет гигантским.

Есть софтверные решения по идентификации человека. Вот этот рынок недавно был небольшой, но сейчас растет гигантскими темпами миллиарды долларов.

ГОСУДАРСТВО: ОСТРОВОК СТАБИЛЬНОСТИ ИЛИ ТОПКАЯ КОЧКА

Как изменит IT-рынок сокращение госзаказов? Ведь денег у государства нет.

Если государство не будет предпринимать неких резких действий, в этом случае будет идти процесс консолидации, укрупнений. Крупные компании, имеющие стабильные заказы, если не будут расширять свои позиции, то по крайней мере не будут их сокращать. При этом если бюджет и это самое опасное будет дополнительно секвестрован в процессе исполнения, то тот пример, что я приводил про «Газпром», может быть масштабирован намного шире. В этом случае даже те компании, которые чувствовали себя здоровыми, в итоге могут превратиться в проблемные точки.

Почему?

Например, у вас заключен трехлетний контракт с бюджетом, по законодательству это возможно, и вы его успешно выполняете. Специфика работы с бюджетом такова: 30% авансом, 70% по окончании работ. И вот происходит резкая девальвация. И вашей компании, подписавшейся три года назад на поставку чего-нибудь в валюте, будет выгоднее закрыться, чем бороться за выживание за свой счет.

Второй момент. Во второй половине года, когда компания не может быстро сократить персонал и уже проинвестировала значительные средства, а бюджет ей сократили в три раза, компания тоже может обанкротиться. И это не зависит от управления, от эффективности, а зависит лишь от внешнего привнесенного фактора. Потому что все рассматривают бюджет как самого стабильного заказчика и рисков не закладывают, будучи уверенными в том, что бюджет в любом случае расплатится. Никто же не ожидал от «Газпрома», что они придут и скажут: мы заплатим, конечно, но на 30—50% меньше.

По данным российских аналитиков, доля госзаказов в бизнесе IT-компаний по итогам третьего квартала 2008 года составила больше половины. То есть плохо придется всем?

Проблема заключается не в том, что государство снизит объем заказов. А в том, что сделает это внезапно. Не предупредив. Если сказать это заранее не проблема. Будет сокращение масштабов деятельности. Это вопрос бизнеса. А если контракт подписан на определенную сумму, а в середине года государство говорит, что платит ровно половину, это проблема. Компания не может прекратить работать, потому что тогда с ней будет судиться государство из-за невыполнения обязательств.

И все-таки с кем выгоднее сейчас работать с госсектором или крупными компаниями?

Лучше всего тем российским компаниям, которые работают на западном розничном рынке, Parallels, «Лаборатория Касперского», ABBYY. Когда интерес к тяжелым решениям падает, к их продуктам растет.

На настоящий момент госсектор пока ведет себя более адекватно, чем крупные корпорации. Те подходят к решению финансовых вопросов просто и цинично. Схема такова: мы вам не платим, вы подаете в суд, мы судимся и, как можем, затягиваем процесс. А судебная санкция рассчитывается из ставки рефинансирования ЦБ. Под 14% в рублях на рынке не занять, так что лучше мы у вас займем, а месяцев через 3-5 мы вам заплатим. А пока вы будете со мной три месяца переписываться, а затем судиться, мы будем пользоваться вашими деньгами. Получается, что на настоящий момент госсектор остается островком стабильности. Но если этот островок станет не стабильным клочком суши (пусть даже он будет меньше!), а топкой кочкой, прыгать дальше будет некуда.

«НАС НЕ КУПЯТ НИ ИНДИЙЦЫ, НИ КТО-ЛИБО ЕЩЕ»

В 2008 году «Армада» привлекла кредит в размере 16 млн долл. в одном из банков Казахстана. Это лишь первый транш, общий размер займа $102 млн. Почти 40% капитализации всей «Армады». Осилила ли «Армада» обслуживание займа?

Сейчас быть кому-то должным очень немодно. Категорически. В связи с этим, несмотря на то что были свои планы по развитию предприятия, кредит был возвращен в полном объеме. Это был единственно мудрый путь. На настоящий момент у «Армады» кредитов нет.

А как же с возможностью неорганического роста?

Речь о покупках действительно не идет. Но это не связано с наличием или отсутствием денег на оборотные средства. Причина в низкой капитализации самой «Армады» примерно с $250 млн она снизилась уже до $14 млн, у IBS с $500 млн до $20 млн.

Получается, что тот, кто придет и скажет, вот вам деньги за эти акции, и получит «Армаду» или IBS?

Нет, IBS купить нельзя. «Армаду» тоже нельзя.

Почему?

И точно так же нельзя купить «Газпром», который стоит менее $100 млрд. Или даже за $50 млрд. 50% акций. Скорее всего можно купить 3-5%. Но это приведет к очень быстрому росту стоимости компании. Поэтому в настоящий момент никто ничего не покупает и ничего не продает.

А от их крупнейших клиентов?

Совершенно верно. Например, работала компания с «Газпромом», подписаны договоры на 100% бюджета. Компания внедряет ERP, к примеру, и вот уже к заключенному контракту, под который она набрала людей, авансировала, предлагают заключить допсоглашение и уменьшить бюджет на 35% . Но в принципе у нее ведь хороший клиент? Хорошие компетенции? И вообще еще год назад казалось, что все хорошо, и можно было эту компанию покупать, а сегодня лучше не подходить. Поэтому и не происходит сделок. Непонятна фундаментальная стоимость компании. Поэтому нас не купят ни индийцы, ни кто-либо еще. Все же понимают фундаментальную стоимость, которая создавалась годами, и никто за эти деньги продавать не будет.

Даже за большие деньги?

Если кто-то придет и предложит значимые деньги, то, наверное, сможет консолидировать большую долю рынка. Есть одна проблема. В глобальных компаниях вы не можете дать ту же мотивацию, что в компаниях локальных. В крупных компаниях есть набор лиц, которые двигают компанию уже больше десятилетия, и они же являются владельцами. По большому счету они могут продать компанию и выйти из этого бизнеса. Но это совсем не означает, что покупатель получит сверхуспешный бизнес, сохранит всех клиентов…

То есть он получит нечто совсем другое, капитализация чего измеряется другими деньгами?

Да, может быть, не хуже, но это будет сильно другое. И покупателю придется прикладывать большие усилия, особенно сейчас на кризисном рынке.

Внешней консолидации можно не ждать?

Консолидационные явления будут, но внутренние. И даже, возможно, довольно жесткие. Но не в форме слияний и поглощений.

Признаки внутренней консолидации уже появились?

Похоже, что да. Средние компании начинают тяжело себя чувствовать и искать, под чье крыло им бы пристроиться.

Билл Гейтс прогнозирует, что капитализация IT-компаний восстановится лет через десять. Этот срок актуален и для России?

В принципе да. В известной степени изменятся методы подходов к оценке. До последнего момента в оценку закладывалось очень большое количество ожиданий непрерывного роста, расширения инструментов и прочее. Сейчас думаю, что оценка будет вестись более прагматично.

ee

Оставьте отзыв

Ваш емейл адрес не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *